Без описания

В 1930 году, после того как «Селесте» в очередной раз одержала верх над всеми, вице-президент ФИФА инженер Фишер изрек: «Пока у вас есть такой капитан, вы обречены на вечное чемпионство». И это действительно было так: кроме двух Олимпиад и мирового первенства, с Назацци уругвайцы выиграли четыре Кубка Америки и несколько также популярных в то время турниров вроде Кубка Липтона и Кубка Ньютона, названных в честь англичан, оплодотворивших футболом земли Ла-Платы. Назацци был рожден для того, чтобы капитанствовать. Его партнеры, а вслед за ними болельщики называли его также Эль Марискаль (Маршал).

Пригород считался железнодорожным. Большинство его жителей были связаны с этой отраслью. Дон Джованни не был исключением: он работал в депо. В начале прошлого века Уругвай лихорадило: в 1904 году в стране разразилась революция, в 1907-м ее охватила всеобщая забастовка железнодорожных рабочих. Глобальные события отразились на семье Назацци: Джузеппе рассчитали в депо, и он устроился путепроходцем на станции Белья Виста, которая принадлежала одноименному кварталу уругвайской столицы. Совсем рядом со станцией тренировались и играли футболисты «Пеньяроля» (правда, в то время этот клуб носил другое название). Хосе, единственный сын в семье (в которой было также три дочери — Каролина, Марианхелес и Тереса Хасинта), с малолетства выделялся среди сверстников могучим телосложением, очень крупной ступней (во взрослом возрасте он носил обувь 47-го размера) и взрывным темпераментом. Кроме того, у него были необычные глаза — крупные, светлые, как две лампы. Благодаря всему этому он сызмальства получил прозвище ЭльТеррибле (Ужасный), которое какое-то время сопровождало его и в большом футболе, пока не было заменено на более респектабельное «Эль Марискаль».

С деньгами в семье Назацци было туго, и Хосе вынужден был пойти работать, закончив лишь начальную школу. Мать Хасинта занималась поисками ему работы и пристроила его в мраморную мастерскую. Хосе начал приносить домой по три песо вдень, чем донья Хасинта была очень довольна. Мастерская выполняла крупный заказ: она отделывала здание уругвайского парламента. В 1918 году, когда ему еще не исполнилось 17, Назацци начал выступать в столичном клубе «Лито» из третьего дивизиона.

Тем временем в Белья Висте, несмотря на то, что этот квартал считался самым футбольным в Монтевидео, не существовало ни одной приличной команды. Несколько богатых семей во главе с Висенте Дзибеки, владельцем парикмахерской «Эль Хапон» («Японец»), взялись устранить это недоразумение. 4 октября клуб «Белья Виста» был учрежден. В него приглашались все известные футболисты, выходцы из квартала, которые разбежались по разным концам Монтевидео. Приглашался в него и Назацци. Но вот беда, хозяева «Лито» наотрез отказались отпускать его. Завязалась ссора, которая ни к чему хорошему не привела. «Ужасному» пришлось порвать с этим клубом в одностороннем порядке.

По действовавшим тогда правилам это означало, что он обрекал себя на «карантин». Игрокам, ушедшим самовольно, запрещалось в течение одного года участвовать в официальных матчах, проводимых под эгидой Уругвайской федерации. Назацци нашел пристанище в так называемой Национальной лиге. Это было автономное, не входившее в федерацию объединение команд, состоявших по большей части из футбольных болельщиков. Практика ухода ради поддержания формы в Национальную лигу маститых футболистов, оказавшихся на «карантинном» положении, была широко распространена. Назацци отбыл год изгнания в команде «Роланд Мур», которая базировалась в Пеньяроле. На год он вернулся в свое родное место, У Национальной лиги существовала своя сборная, которая регулярно встречалась с аналогичной аргентинской командой. Он ездил в Буэнос-Айрес на такое «дерби» в качестве капитана сборной (пока еще не настоящей).

«Белья Виста», согласно правилам, должна была начать путь с низшего, третьего дивизиона. Без Назацци она легко, в первый сезон, преодолела одну ступень наверх, а когда тот вышел из «карантина» и присоединился к новообразованному клубу, столь же играючи шагнула в элиту уругвайского футбола.

С 1923 года Назацци стал игроком первого дивизиона, и тогда же не заставило себя долго ждать приглашение в сборную. Уникальный случай: футболиста, который еще ни разу не надевал голубую майку сборной (Национальная лига не в счет), сразу назначили капитаном. Это при том, что в команде были такие «монстры», как Анхель Романо или Эктор Скароне, стаж которых насчитывал уже многие десятки матчей и которые были старше «Ужасного». Но таково было магическое влияние Назацци на партнеров: они его безмерно уважали, восхищались им и даже боялись его, могучего атлета с железной волей. Даже сверстники к нему относились, как к отцу.

41 матч в общей сложности провел Назацци за сборную Уругвая и во всех носил капитанскую повязку. Аналогов этому не было ни до, ни после.

В 1924 году «Селесте» готовилась к первому европейскому «походу», готовилась покорить Старый Свет своим футболом — изысканным, сверкающим, совершенно новым для европейского зрителя. Но плавание через океан занимало гораздо больше времени, чем сам Олимпийский турнир, и отпроситься на столь долгий срок с места работы было достаточно проблематично. Хосе всеми фибрами души мечтал отправиться в Париж, но долго не был уверен, согласятся ли хозяева его мастерской отпустить его. Когда он получил известие, что вопрос решился положительно, с ним произошло нечто невообразимое. Он схватил словно пушинку изделие, которое в тот момент обрабатывал — массивное мраморное, обитое железом изваяние в форме цветочного горшка, — и, прокричав на весь цех: «Баста! Ты уже меня никогда больше не будешь доставать!» — с размаху долбанул им об пол. В его жесте было столько жгучей ненависти, столько экспрессии, столько подспудного ожидания счастья, что об этой истории моментально стало известно всему Уругваю, Мраморный горшок, предусмотрительно подобранный кем-то из сотрудников, превратился в реликвию и через много лет был возвращен Назацци в торжественной обстановке по случаю какого-то очередного триумфа.

А насчет «никогда больше не будешь доставать» он оказался абсолютно прав. После победы в Париже ему предложили работу в престижном казино Монтевидео, и о «мраморном» прошлом можно было навсегда забыть. Посетители игорного заведения почитали за честь делать ставки у столь представительного крупье. Кто-то из его клиентов ставил на красное, кто-то на черное. Сам же Назацци всегда ставил на голубое. На голубые цвета сборной. И всегда выигрывал. По мере того как росло количество трофеев «Селесте», продвигался по службе ее капитан. Со временем он вырос до управляющего всей сетью муниципальных игорных заведений Монтевидео.

На Парижской олимпиаде Назацци сыграл решающую роль в полуфинальном и финальном матчах. В поединке с голландцами, на который он вышел в голубой шапочке, его прорыв в штрафную на 81 -й минуте при счете 1:1 привел к назначению пенальти в ворота соперников. Сам он выполнять наказание не стал, перепоручил эту миссию Скароне, который был точен. Уругвай выиграл 2:1.

В финале, где южноамериканцам противостояла Швейцария, Назацци взял под опеку лучшего игрока альпийцев «Ксама» Абегглена. Оказавшись в ежовых «маршальских» руковицах, Ксам сник, и вместе с ним сникла его команда — 3:0. Европейцы так зафанатели от уругвайского футбола, что засыпали «Селесте» просьбами приехать в гости еще.

Супертурне из 16 матчей, в котором Восточную республику (официальное название Уругвая) представлял клуб «Насьональ», состоялось в 1925 году. Назацци не мог не принять в нем участия: его специально арендовали на этот период у «Белья Висты».

В 1924-м и 1926-м «Маршал» помог сборной еще два раза выиграть Кубок Америки. В 1927-м его в команде не было, и Уругвай уступил трофей Аргентине. На Олимпиаде 1928 года в Амстердаме египетский судья Юсуф Мохамед, слабо отличавший грубую игру от жесткой, удалил его за три минуты до конца четвертьфинального матча с Германией, причем не одного, а на пару с немецким капитаном Рихардом Херманном. Это был первый случай в мировом футболе, когда оба капитана соперничавших сборных были изгнаны с поля. Но досадное происшествие не повлияло ни на исход этого поединка (4:1 в пользу Уругвая), ни на исход полуфинального (3:2 с Италией), в котором на месте дисквалифицированного Назацци играл Адемар Калавесси.

Трудно сказать, как сложился бы финал с Аргентиной, если бы Маршал вынужден был пропустить и его. Но дисквалификация на счастье закончилась, и мастерство Хосе оказалось как нельзя кстати. Аргентинцы оказали как никогда упорное сопротивление «Селесте». Они переиграли ее по угловым (13:6), но не по счету, который оказался равным — 1:1. Переигровка складывалась для уругвайцев еще тяжелее: по итогам первого тайма счет по угловым был уже 12:1 в пользу Аргентины. Но (как совершенно справедливо отметил вице-президент ФИФА Фишер) с Назацци в роли капитана голубые были обречены на победу. И в этот раз они хоть и с огромным трудом, но склонили чашу весов на свою сторону—2:1.

Спустя два года Уругвай и Аргентина вновь сошлись в финале — в финале первого чемпионата, и игра опять получилась чрезвычайно упорной. На 37-й минуте при равном счете (1:1) произошло следующее: аргентинец Монти длинным верховым пасом перебросил мяч через уругвайскую защиту на Стабиле, который поразил цель. Уругвайцы во главе с Назацци принялись долго и настойчиво апеллировать, указывая на то, что сразу у двух соперников — Стабиле и Феррейры — был офсайд. Бельгийский арбитр Ланженю, посовещавшись с лайнсменом, не поддался на уговоры и гол засчитал.

В перерыве Назацци продолжал оспаривать его решение и даже чертил для Ланженю в раздевалке диаграмму на стене. Ее не стали стирать, и она долгое время служила чем-то вроде «национального достояния». Ну как с таким капитаном, скажите на милость, можно было проиграть? После перерыва «Селесте» встряхнулась и победила 4:2.

Дерби Уругвай — Аргентина тогда были очень частым событием. Много раз Назацци противостоял аргентинский капитан «Ноло» Феррейра. Но, непримиримые на поле, они были закадычными друзьям в жизни и остались таковыми до последних дней «Маршала».

В 1933 году в Уругвае был легализован профессионализм, и Назацци из желания побольше заработать перешел из «Белья Висты» в гораздо более могущественный «Насьональ», в составе которого наконец-то смог стать чемпионом страны (этого титула у него до сих пор не было). В «Насьонале» он сформировал оборонительный дуэт со знаменитым бразильцем Домингосом да Гией. Вероятно, эта пара защитников была в то время сильнейшей в мировом футболе.

В 1935 году перуанцы по случаю 400-летия их столицы Лимы взяли на себя проведение внеочередного Кубка Америки. В финале, как обычно, встретились Уругвай и Аргентина. В какой-то момент хавбек «Селесте» Лоренсо Фернандес схватился за больную ногу и застонал: «Больше не могу... Мне надо уйти с поля!» «Я тебе дам "уйти", — пригрозил подошедший к нему Назацци. — Хочешь, сейчас весь Уругвай узнает, какой ты нытик?» — сказал он нарочито громким голосом, показывая в сторону микрофона радиорепортаже матча шел в прямой эфир). «Я нытик?!» — Фернандес поднялся с газона словно ужаленный и ринулся в борьбу. Уругвай победил 3:0.

Это был последний большой турнир Назацци и последний его триумф. 20 сентября 1936 года его проводили из сборной (соперником конечно же снова была Аргентина, и победа конечно же осталась снова за Уругваем — 2:1), а 2 мая 1937 года — из футбола вообще.

Затем он попытался поработать тренером «Селесте», но быстро понял, что это не для него. Журналистика у него пошла лучше. Но она для Назацци всегда была не более чем хобби. Деньги он зарабатывал, как говорилось выше, курируя игорные заведения.

Не послушались голубые доброго совета ставшего впоследствии легендарным вратаря. Облюбовали они Монмартр так, что их клещами оттуда выдрать было нельзя: многие там дневали и ночевали, делая перерывы только для матчей и редких тренировок. И все равно всех обыгрывали. Время было вольное: надсмотрщиков над игроками не было. Эрнесто Фиголи, который числился тренером, был таковым лишь формально: занятиями руководили Назацци и вратарь команды Андрес Мадзали. Более того, олимпионики до того привязались к путанам, что повезли их с собой в обратный путь через океан. Огромная толпа народа, встречавшая в порту Монтевидео лайнер «Вальдивия» с чемпионами на борту, так и поразилась: их герои шли рука об руку с блондинистыми француженками! Далее их судьба сложилась по-разному: некоторые девицы возвратились домой, некоторые продолжили заниматься испытанным ремеслом в борделях на берегах Ла-Платы. А вот Хосе Назацци прикипел к снятой им проститутке Элен Раго и взял ее в жены. Детей у них так и не народилось, но Элен по гроб жизни проявляла к супругу исключительную любовь и заботу. В 1968 году «Маршала» сразила неизлечимая болезнь — рак пищевода. Врачи посчитали хирургическое вмешательство безнадежным, и Элен отправила его в санаторий, уповая лишь на чудо. Увы, чуда не произошло.

Назацци знал, что умирает, но старался не придавать этому значения. В последние месяцы жизни он все равно вел подвижный образ жизни и не терял обычного для себя чувства юмора. 17 июня аргентинский «Эстудиантес» и бразильский «Палмейрас» приехали в Монтевидео играть третий, дополнительный финальный поединок Кубка Либертадорес. Для старых друзей «Маршала», в том числе аргентинских, это выглядело как прекрасный повод навестить его. Утром ему позвонил по телефону Педро Сеа, нападающий той славной «Селесте» 20-30-х годов: «Хосе, сюда приехали Ноло, Сосайя, Лаури, ребята из «Эстудиантеса». Они хотят поприветствовать тебя» — «Хорошо, приезжайте вечерком после игры... Только бы не помереть раньше».

Встреча получилась необычайно волнительной. В какой-то момент Назацци сказал: «Старики, я уже, можно сказать, труп. Безглазая собирается меня забрать». У всех от этих слов по коже пробежал холодок. Застыло тяжелое молчание. «Она собирается меня забрать, но это ей будет стоить труда», — продолжил Маршал. «Не говори так, Хосе, не надо. Ты выглядишь очень хорошо», — выдавил из себя кто-то из гостей, хотя все понимали, что слова эти пустые. Назацци в ответ лишь махнул рукой и достал бутылку. Друзья подумали, что это виски, зная о его пристрастии к этому благородному напитку. Но в бутылке оказалась касайя — плебейский рисовый самогон. Та самая касайя, которую они все вместе распивали в молодости после тренировок и игр.

Назацци умер через считанные часы после того, как проводил гостей. Его жена не вынесла одиночества и вскоре отправилась на тот свет следом за ним. Странным было ее завещание: там не отписывалось ни толики наследства, ни ее сестрам, ни сестрам Хосе, которые были еще живы. Не столь существенным при этом был материальный аспект (сестры также добились высокого положения в жизни), сколь мемориальный: многочисленные медали и трофеи Назацци становились бесхозными. Их пустили в 1970 году с аукциона.